Часть 4. Перекрестки детского мира
Была школа, и было то, что вокруг школы. Само пересечение Первомайской и Пушкинской создавало некий «перекресток мира» для ребенка и даже смешно, что самый большой магазин этого перекрестка так и назывался «Детский мир». Его левая часть – одежда и ткани, в силу возраста, особенно интересной не была. Хотя, и ткани стали интересны, когда на уроках труда началось «серьезное» шитье – блузки, платья.
Правая сторона начиналась отделами игрушек. Куклы и машины, дальше отдел «самообслуживания» пластмассовых игрушек, где весь этот странный пластмассовый мир лежал в открытой выкладке. Всегда стояли большие корзины, набитые разноцветными мячами. Потом шла школьная и нешкольная канцелярия. Дальше совершенно волшебный отдел, где продавались разнообразные конструкторы, модели, наборы «Юный химик».
Потом нужно было выйти из этой части здания, и, поднимаясь и спускаясь по ступенькам, переходя из двери в дверь, можно было попасть в маленькие отделы: обувной, сувенирный, и так до самого конца здания. Последним был маленький волшебный магазинчик, скорее даже «лавочка» театральных товаров – парики, грим, балетки, вещи, которые в обыденной жизни были совершенно не нужны, но воображение будоражили.
В центре города продуктовые магазины были побогаче и получше. В них чаще «выбрасывали» дефицитные продукты. Гастроном на Пушкинской, уже был закрыт и отдан строителям метрополитена, и центром продуктовой торговли на перекрестке стал гастроном «Москва». Классический советский гастроном, с маленьким бассейном для живой рыбы, пресловутыми конусами с соком. Там, например, можно было купить венгерский конфитюр. Конфитюр был, конечно, вкусный, хотя сейчас мне не очень ясно, зачем надо было давиться в очереди за конфитюром при таком обилии фруктов – навари какого хочешь конфитюра себе сам.
На этом же перекрестке долгое время стоял ларек с кондитерскими изделиями – пастила, незабвенные вафельные и слоеные трубочки с кремом, рядком, как вотивные предметы, стояли кексы с изюмом в форме оленя. Рядом с ларьком время от времени ставили столик, с которого продавали какой-нибудь мелкий продуктовый товар. Там я в первый раз купила и попробовала шоколадный батончик с вафлями и орехами, который в народе называли почему-то «морена».
Дальше, по противоположной стороне Пушкинской, был большой книжный магазин. По-моему в здании Союза архитекторов, или там выставочный зал архитекторов был, точно не знаю.
Большой торговый зал был поделен стеллажами на отделы. Литература политическая, художественная, техническая, переводная. Друг против друга, в узком проходе, небольшие занятные отделы с открытками, диапозитивами, диафильмами. На просторных столах лежали кипы цветных репродукций картин, географические карты. В годы перестройки этого магазина не стало, я была в этом зале еще раз – там проводилась… выставка кошек. Трудно было представить, что все это пространство было прежде заставлено книгами.
Если говорить о книгах, мне очень повезло, что одновременно с поступление в школу, мама записала меня в Республиканскую детскую библиотеку. И много замечательных моментов детской жизни оказались связаны с ней. Для того чтобы записаться, требовалось особое согласие родителей, которое называлось поручительством.
Я испытала радостное чувство, когда недавно увидела фотографии этой библиотеки. Так она выглядела снаружи.
Начиналось все, как водится, с вешалки – старинный особняк встречал тебя чинной гардеробщицей. Залы с лепниной на потолке, особая архитектура, так отличавшаяся от привычных нам стандартных помещений. Тишина, присущая библиотекам. Зимой, в свободном проходном зале, нарядная елка.
В скольких библиотеках я потом в жизни перебывала, а эта помнится все равно. И даже свой читательский номер до сих пор помню.
В первое посещение всякого новичка учили пользоваться закладками, чтобы не нарушать порядок книг на полках, объясняли, как ориентироваться в тематических разделах. Тех, кто постарше – как пользоваться картотекой.
В библиотеку была записана добрая половина нашего класса, мы вместе ходили туда после уроков, или встречались уже там, у стеллажей или в читальном зале.
Как ни оценивай, а подбор литературы в этой библиотеке был первоклассный. Классическая литература, возрастная литература, беллетристика, фантастика отечественная и зарубежная, собрания детской литературы (до сих пор помню увесистые тома сборника «Дети мира» - опять «детский мир»!), масса научно-популярной литературы, литература на иностранных языках и языках народов СССР (не знаю, велик ли был спрос на такие книги, но в фонде они были). В читальном зале можно было легко найти что-нибудь необычное, вроде книги со стереоочками и соответствующими иллюстрациями.
Быть читателем этой библиотеки можно было, кажется, до 15 лет. И сколько было перечитано за эти считанные школьные годы! Многие книги, читанные в детстве, до сих пор вспоминаются именно в связи с тем помещением, стеллажами, на которых стояли те или иные книги – до сих пор помнится расположение.
Уже став взрослой, я в силу своей профессии, познакомилась с трудами П.П. Кащенко по детской психиатрии. Запойное детское чтение он рассматривал как один из видов невроза. Вспомнив свою библиотеку, и себя в детстве, я подумала, какой все-таки замечательный вид невроза мне достался! Летние каникулы – дома или у бабушки, - жаркие солнечные лучи, сквозь зелень деревьев, играют на книжной странице. Ты здесь и не здесь, поднимая глаза от книги, с трудом понимаешь, что читаешь уже давно.
Библиотека была интересна не только собственно книгами, но и событиями. Меня, как «активную читательницу» библиотекари время от времени привлекали к участию в детских читательских конференциях, не редкостью были встречи с писателями. Их обычно проводили в большом читальном зале. Вот его снимок, кстати, он из одной статьи на «Письмах о Ташкенте»
Спустя много лет, по работе мне понадобилось провести несколько экскурсий со студентами во внешкольные образовательные учреждения. Не долго думая, в одну из экскурсий я повела их в Республиканскую детскую библиотеку. Группа была человек 25, областные ребята и девочки с узбекского факультета, будущие учителя русского языка и литературы. Когда мы вошли в читальный зал для дошкольников и младших школьников, студенты просто разахались от удовольствия – там всегда была очень милая и уютная обстановка. Низкие стеллажи, удобные для малышей, столики и стульчики, даже часики на стене в тон всему интерьеру. Пока библиотекарь этого зала рассказывала студентам о работе зала, один из парней подошел ко мне и тихонько сказал: - Вот бы нам в каждый кишлак такую библиотеку!.. Зная некоторую несбыточность подобных мечтаний, я так поняла его чувства!.. Золотой ты парень, как сложилась твоя жизнь, до библиотек ли сейчас в ней.
Здание библиотеки составляло угол со зданием кинотеатра.
Кинотеатр имени 30-летия ВЛКСМ - «Тридцатка» в просторечии. Туда ходили после уроков, во время уроков, вместо уроков. Туда ходили всегда. Зал с его лепниной, сценой, вызывал смутные мысли о революционных митингах первых лет советской власти. Здесь я увидела, как Иван Васильевич менял профессию, узнала, что Великолепный – это неуверенный в себе, фантазирующий о красивой жизни человек, и как Не может быть, но все-таки бывает в любовной жизни взрослых людей. Тогда еще был норматив «детям до шестнадцати», и фильм «Анатомия любви» первыми смотрели, конечно, родители. Помню, как одноклассница, в шестом еще классе, на перемене сказала, что мама вчера ходила на эту самую «Анатомию». – Ну что? – спросили мы. – Весь вечер ходила и орала: «Это что за безобразие! Как можно такое показывать! Он – голый! Она – голая! Он лежит на ней!..»
Спустя n-е количество лет, уже в новые времена, я случайно увидела этот давно всеми забытый фильм. По-моему, это была анатомия, интересная только создателям фильма. Наши люди впечатлились одиозным названием.
Настоящий праздник кино в моем школьном детстве все-таки случился. Однажды Ирина Николаевна Зефирова сказала, что после уроков пойдем на просмотр нового фильма, который еще не показывают в кинотеатрах. Но нас приглашают на просмотр в Дом актера. Просмотр проходил в маленьком зальчике, рядом с Союзом архитекторов. То, что еще не показывали в кинотеатрах, было фильмом Сергея Соловьева «100 дней после детства». До сих пор время от времени просматриваю его. Ощущения не меняются. Наверное, я не двигаюсь в развитии, а навсегда застряла в детстве. Мои 100 дней никак не пройдут.
В картину детства был вписан зоопарк. Старый ташкентский зоопарк. Шипы в ограждении слоновника. Чайки-хохотуньи у теплого домика, где обитали обезьяны. Там же, сквозь мутное стекло разглядывали крокодила. Ступенечки вели к тиграм и львам, в дальней стороне – невообразимо вонючий лисятник, через который пробегали, зажав нос. Большой птичник, огражденный сеткой. Тесные клетки бурых медведей. Хороши зоопарк новый и хорошо, что в нем столько места. Побывав в других городах, поняла, что зоопарк, по подбору животных, у нас был хороший. Наверное, в теплом климате легче содержать большее разнообразие животных.
Какой был ажиотаж, когда в парке Тельмана раскинулся приехавший «на гастроли» Луна-парк! Американские горы, красивые карусели. Обслуживали аттракционы чехи. Очереди были несказанные, и, выстаивая их, мы рассматривали как одеты обслуживавшие аттракционы девушки с хорошо уложенными волосами. Они все жевали жевачку, которая у нас тогда еще не выпускалась. Жевачка использовалась и как приз в аттракционах. Было нечто вроде тира, где, сломав выстрелом соломинки, можно было получить привязанный к ним приз. Жевачка держалась на трех соломинках, и казалось, что заполучить ее легче других призов.
Если идти в обратном направлении, от школы к скверу, нужно было проходить мимо здания ГПТУ № 4. В 70-е это было современное здание, серого цвета, интересно отделанное. Училище воспринималось как «свое», мы ходили обедать в его столовку. В 8 классе, в пору «разгула» профориентационных мероприятий, нас водили туда на экскурсию. Мне очень понравился кабинет метеорологии, оформленный большими фотографиями различных видов облаков. Помню, нам показывали еще специализированный кабинет телефонистов. Вобщем, тоже чудеса в своем роде.
Перекресток Пушкинская/Хорезмская, на котором стояла школа, в разное время выглядел по-разному. В начале семидесятых по нему ходил 4-й троллейбус, выезжал на Пушкинскую с более напряженным движением. В это время в центре города на наиболее крупных и оживленных перекрестках регулировщицами служили молодые девушки. В белых летних кителях, с полосатыми жезлами, они выглядели, конечно, эффектно. Одна из них, помню, стояла на перекрестке у здания ЦК, там , где выезд с площади им. Ленина и ступеньки к парку «Пионер». Может, конечно, эта работа и возможна для женщины, однако, целый день на солнце, выхлопы машин. Потом эти девушки все разом исчезли, также непонятно почему, зимой их кажется уже не было. Кем они работали потом? Одна такая регулировщица стояла на перекрестке Пушкинской/Хорезмской. Многим ученикам, чтобы попасть в школу, нужно было перейти дорогу. Многие переходили на авось, где попало, где удобнее, а не по пешеходной дорожке, дождавшись зеленого света. (Мне помнится, прежде в Ташкенте, пешеходы особенно зеленого света не ждали). Не знаю, входило ли это в ее обязанности, или она делала это по своему почину, только регулировщица достаточно часто свистком останавливала детей, проводила соответствующую возрасту беседу, и делала запись в дневнике о том, что ребенок не знает правил дорожного движения. На младших это производило впечатление. Бегать через дорогу стали меньше, во всяком случае, с оглядкой. Не то было со старшеклассниками. В анналах школьной истории сохранилась легенда о Мише Ш., который отличался высоким ростом, мощным телосложением, интересной внешностью, и не очень-то был уже похож на школьника. Учитель физкультуры Игорь Владимирович, посмотрев как-то на уроке на мишины ноги, покрытые буйной растительностью, сказал: - Ш., с этого дня на физкультуру ходишь только в трико. Миша переходил дорогу наобум Лазаря, когда был остановлен молоденькой регулировщицей. И запись в дневнике была сделана. И свидание потом было. Как дальше разворачивались эти отношения и чем закончились – история умалчивает.
Потом начали строить метро. Троллейбус убрали. Пушкинскую от Минпроса и до сквера закрыли синим метрополитеновским забором. Эта часть Хорезмской превратилась в тупик. Хоть ложись поперек дороги – глухо.
После того, как была построена гостиница «Узбекистан», (и мы уже стали постарше), появились удовольствия, иллюзорно приближавшие нас к статусу взрослых – бар, курение. Гостиница принимала большой наплыв иностранных гостей в дни фестиваля стран Азии, Африки и Латинской Америки, который регулярно проводился в Ташкенте. (А сейчас такой фестиваль существует? Наверное, нет). У гостиницы в дни фестиваля вечно толкался народ, встречали то Раджа Капура, то еще кого-нибудь. Моя робкая одноклассница рассказала, как на улице буквально столкнулась с Олегом Видовым – еще бы, целое событие!
Эта фотография сделана в то самое время, снимок от крыльца школы. Это и есть «тупик» Хорезмской. На ней – мои одноклассники, уроки кончились, мы расходимся по домам. Света, Оля и Лера сейчас пойдут в сторону «Детского мира», Пулат – не помню, где жил, я шла на остановку автобуса. Справа – глухой забор метро. Если заглянуть за него, открывалось мощное зрелище. Огромный глубокий котлован по всей ширине Пушкинской, с металлическими конструкциями. В дни сбора металлолома мальчишки ходили туда к рабочим за металлоломом. На другой стороне Пушкинской – памятник строителям «Кирпич». За ним были дома, а позже скверик за гостиницей «Узбекистан».
После того, как была построена гостиница (и мы уже стали постарше), появились удовольствия, иллюзорно приближавшие нас к статусу взрослых – бар, курение. Гостиница принимала большой наплыв иностранных гостей в дни фестиваля стран Азии, Африки и Латинской Америки, который регулярно проводился в Ташкенте. (А сейчас такой фестиваль существует? Наверное, нет). У гостиницы в дни фестиваля вечно толкался народ, встречали то Раджа Капура, то еще кого-нибудь. Моя робкая одноклассница рассказала, как на улице буквально столкнулась с Олегом Видовым – еще бы, целое событие!
После пуска метро, от гостиницы к скверу уже проходили подземным переходом. Длинный, чуть с поворотиком, стены и квадратные колонны выложены черными и красными плитками. Из жары попадаешь в прохладу.
Сквер, прогуливающиеся люди, кафе, скамейки, прохладная тень. С правильными промежутками времени раздает мелодичный звон курантов. Кстати, их было слышно и в школе, когда в теплое время года открывали окна класса. Я помню время, когда ученикам не разрешали носить часы в школу, некоторые учителя заставляли снимать, а то и забирали. Учитель математики Светлана Петровна отобранные часы хранила в ящике письменного стола («Приведи родителей – им отдам»). Естественно, в один прекрасный день пропала вся коробка. Одни часы в коробке были очень дорогие – золотые, с эмалью на крышечке. Даже не имея часов, по бою курантов, на слух, вполне можно было сориентироваться. В сквер шли, если было «окно» в расписании, если не хотелось домой после уроков, однажды мы всем классом ушли с урока, разумеется в сквер. На следующий урок вернулись. Нас увидела в окно мама кого-то из учеников. Ну, в общем потом здорово было!
За сквером – улица Карла Маркса, которая хотя и не была еще пешеходной, но традиционно располагала к прогулкам. В школу часто приносили билеты в театр – с ТЮЗ или театр русской драмы им. Горького, который тоже находился на этой улице. Выпускником нашей школы был Михаил Каминский. Однажды он с группой молодых актеров приходил на встречу с учениками. Ребята сыграли несколько сценок, рассказали о себе. Было интересно.
Один из самых запомнившихся спектаклей моего детства «Песня о ветре». Герои войны, о которых с детства без конца нам талдычила пропаганда, воспринимались как памятники, а не как живые люди. Здесь – динамика, стихотворный ритм.
Итак, начинается песня о ветре.
О ветре, обутом в солдатские гетры.
О гетрах, идущих дорогой войны.
О войнах, которым стихи не нужны.
А главное - герои, без многопудья бронзы и мраморной слизи. Люди, которые жили в том же городе, что и ты, ходили по тем же улицам, в тех же школах учились.
В школьном же актовом зале состоялась встреча с актерами из фильма «Неуловимые мстители». И фильм тогда был очень популярен. И песня, которую пел обаятельный, черноглазый Яшка-цыган, в жизни – Вася Васильев.
Я все время возвращаюсь к тому, что такое элитность по отношению к школе. На первый план выходят как важные, так и второстепенные вещи: близость к центру города, архитектура и история здания, учитель – личность, высокий методический уровень учителей, поддерживаемый как традиция, умелое управление коллективом педагогов и учащихся, доступность школы для детей города, культурная среда вокруг школы.
